Читая книгу, я всегда с ней общаюсь, по-особому
приноравливаюсь к ней. Люблю подержать в руках новый том, погладить обложку,
странички, принюхаться к её аромату – у каждой книги уникальный запах. Потом
начинаю читать синопсис, предисловие, смотрю список авторов. Всё так и было с
альманахом «Поэт года 2013».
Только на этот раз после изучения списка авторов,
сразу же вычитала свой цикл и с досадой обнаружила, что не исправила две
строчки в стихотворении «Открытое письмо», которые уже давно переработала, т.к.
там получалась двусмысленная фраза. Поняла, что стоит готовиться к худшему, ведь над этими строчками обязательно кто-нибудь посмеётся, а ведь стихотворение-то
не шуточное. Отправляла я свои стихи в альманах ещё тогда, когда собиралась на
операцию в Новосибирск. Состояние было такое, что саму себя не помню, не то,
что какие-то дела. Отправила стихи, чтобы успеть попасть хоть в какой-нибудь
альманах, боялась, вдруг умру, а в таком удивительном мероприятии так и не
успею поучаствовать, имею в виду Премию. В общем, почитала свой блок в
альманахе, посетовала. Да делать не чего, что написано пером, того не вырубишь
топором.
Бегло прочитав несколько первых авторских страниц, я стала
искать что-нибудь особенное в этом сборнике, чтобы так сказать зацепиться
мыслью и получить удовольствие от чтения. Всё-таки читаю я не для критики, а
для получения новых ощущений и впечатлений, ради поиска чего-то нового. И
нашла-таки! Хотя ощущение радости быстро сменилось грустью и печалью – обидно
за автора, безусловно одарённого, но не сумевшего раскрыть главную мысль –
довести красную нить повествования – до конца. Не получилась у него «кода». Я
говорю о замечательном произведении Леонида Виноградского «Карельский дневник».
Когда я читала начало этой поэмы, а Дневник без ложной
скромности можно назвать поэмой и по объёму, и по содержанию – довольно драматичному
и развёрнутому, так вот в процессе чтения передо мной вдруг возникла аллюзия –
Юнона и Авось. Перекликается, эмоционально, первая часть – День первый и День
второй – с бессмертным шедевром Вознесенского. Хотя тематически здесь мы видим
несчастную любовь, порушенную и, в связи с этим, болезненные строки о разлуке,
о разрыве. Таким образом, это произведение полемизирует с мюзиклом о возвышенной
и верной любви. Хотя глубина чувства лирического героя настолько велика, что
незримое присутствие Той, кого он захотел навек покинуть – сослать самого себя
в ссылку, чтобы забыть, - присутствие Её ощущается на протяжении трёх
последующих глав (вплоть до «Карельской бессонницы»), и до самого конца поэмы
мы находим следы всепоглощающего чувства героя к Ней. Так вот я надеялась, что
эта возвышенная связь перерастёт в некое преобразованное ощущение, озарённое
полученным в лесу откровением свыше, внутренним перерождением личности героя.
Но этого не произошло. Отсюда и разочарование. А всё почему? А потому что автор
увлёкся описанием восторженного общения с Богом.
Мы видим равнодушие героя к былой утрате и былой любви. Но
это напрямую противоречит библейскому пониманию любви как таковой. Любовь чиста
и верна – гласит первое Послание апостола Павла коринфянам 13 глава (Новый
Завет). Освещенная божественным светом душа человека становится способна,
во-первых, к прощению и даже всепрощению, а, во-вторых, к верности и
добросердечному отношению к окружающим, не говоря уже о тех, кто особенно был
близок. А мы видим, что озарённая и очищенная, якобы, душа героя (упоминание в
первой части имени собственного «Лёнька» даёт основание полагать, что Дневник – автобиографичное повествование)
равнодушно «плюёт» на то, что «мнит княгиня Марья Алексевна». Всё это
«наплевательство» в предпоследнем 4-стишии говорит мне лично только об одном:
автор не понял божественной любви, не принял её сердцем, сам ещё не пережил
встречи с Ней. Я не верю в перерождение его героя. Вот это и снижает ценность
произведения в целом. Из-за этого я и расстроилась, когда дочитала Дневник.
Автор, безусловно, богато одарён, начитан, образован. Это
чувствуется. Проникаешься к нему симпатией, сопереживаешь, соучаствуешь в
происходящих событиях, ведь язык автора небеден, не скуп, он способен
растревожить душу читателя. Много прекрасных развёрнутых метафор, замечательный
верлибр про «облачный атлас» (реминисценция), богатые эпитеты, сравнения,
широкое использование синтаксиса. Всё, казалось бы, отлично. Но не хватило
произведению законченности, завершённости и исповедальности. Душевности много,
а вот с исповедальностью, какой-то особенной теплотой обращения с читателем у
автора явно «напряжёнка». И сам напрягаться начинаешь тогда, когда автор
говорит: «…О, вам придётся на слово поверить, / что чудеса, нет, не
перевелись…».
Придётся. Поверить. А потом это повторяющееся «наплевать»,
да ещё в заключительной части, в предпоследней строфе. Это оставляет сильный
след в сознании. Это авторский эгоизм «царапнул» душу читателя. И верить ему не
хочется уже, и Дневник его хочется отложить и заплакать о том, что любовь
опять-таки растоптали в угоду «какому-то другому божеству», имени которого и
знать не хочется. Но оно угадывается в этой последней части произведения – это
эгоцентризм: «К потоку жизни распахнулись двери, / в нём Я и Бог в Единое
слились…». Это не христианское понятие единения с Богом, мира с Богом, когда ты
ощущаешь гармонию внутри и вовне и примирение с Творцом для тебя самое главное.
В Дневнике описывается гедонистическое единение – это воцарения своего Я на
троне Бога, ощущение себя божеством. Тут целая философия. И она играет не в
пользу автора.
Не лирическое отступление
Вообще, в мире достаточно много произведений, которые явно
или косвенно хотели бы поведать человечеству о Боге (и это не только книги о
христианской концепции Бога, а еще и повествования о разных других божествах,
культах и мифических героях). Я перечитала массу религиозной, научной,
околонаучной и псевдонаучной литературы и даже «макулатуры» псевдорелигиозного
и псевдохристианского характера. Время такое было – брожение умов. На прилавки
магазинов и книжных развалов выкидывалось всё подряд. Было, что сравнить с
Библией, которая многие годы остаётся для меня главной книгой, дающей силы
душе, направление мыслям и благостные переживания сфере эмоций и чувств. Лично
для себя я поняла следующее: никакие Упанишад, Заратустра, ни даже Нострадамус
не способны дать человеку всё, что даёт Библия. Именно в Новом Завете мы
находим самую ценную информацию о Боге, потому что «никто не может видеть Отца,
Сын явил». Главная задача евангельских повествований – рассказать людям о
Христе, Сыне Божьем, Который явил миру Бога Отца и оставил верующим наследие
Святого Духа. Всё просто.
Почему я говорю обо всём этом в связи с произведением Л.
Виноградского? Перечитав его трижды, а то и четырежды, приходишь к выводу, что
оно также написано с целью – поведать нам о Боге. Ведь ни для кого не секрет, что
о Боге современные люди в большинстве своём думают в самую последнюю очередь.
Оттого и разлад в психической, ментальной, эмоциональной сферах и в
межличностных отношениях тоже. Авторская мысль в Дневнике ведёт читателя на
лоно природы, подальше от суеты мегаполисов с их моральным упадком, туда, где
первозданные красоты всем своим видом больше слов говорят о божественном, о
тайном и заповедном. Человек, уединяясь, уходит вглубь себя, размышляет и
напитывается покоем окружающего лесного и озёрного царства. День седьмой, утро,
озеро – купель омовения – опять отсылает нас к Евангелию – к водному крещению
«во оставление грехов». Всё это образы очищения, освобождения. Лексика
евангельская, хочешь – не хочешь. Потому и делаю такое заключение, автор вольно
варьирует евангельские образы. Умело и талантливо. Но неубедительно. А почему
неубедительно, пояснено выше.
Комментариев нет:
Отправить комментарий