Последнее время часто задаюсь вопросом: почему до сих пор сижу в тени, почему я всё ещё поэт малоизвестный? Ответ у меня только один: всему виной моя застенчивость.
До сих пор, идя по улице, я прячу большой палец руки в кулачке, будто хочу саму себя там зажать, спрятать от посторонних глаз. И ведь получается. Меня не замечают. Хотя я вовсе не "серая мышка", одеваюсь ярко, ношу аксессуары, хожу с поднятой головой. Люблю рассматривать прохожих, наблюдать за ними. Наблюдать люблю за всем происходящим вокруг меня. Но вот сама остаюсь невидимкой для многих, потому что на меня, как на привидение, налетают на улицах проходящие мимо. Такое ощущение, что люди хотят пройти сквозь меня. Не видя меня. Я будто и, в самом деле, живу в каком-то параллельном мире. Вижу всё происходящее в мире людей, а сама остаюсь где-то за гранью видимого света. Может быть, я состою из каких-нибудь инфракрасных лучей?
Мою особенность зажимать большие пальцы в кулачках в этом году заметил один старый друг. Он отругал меня за это. Отругал прямо на улице грубо. Мне было неприятно. Но позже я проанализировала этот тайный жест и поняла свою проблему: я застенчивая. Но это всё же не мешает мне выступать временами (и довольно успешно).
У меня нет пресловутой пейрафобии - боязни публичных выступлений, экзаменов, ответов у доски. Никогда не боялась говорить во всеуслышание. Правда, перед камерой я тушуюсь. Это да. Есть только два фотографа в этом мире, перед которыми я веду себя естественно. Не люблю фотографироваться. Наверное, потому что моё эстетическое чутьё подсказывает мне, что красоты во мне не так много.
Тело сковывает, стесняет меня. Оно меняется, при чём с каждым годом не в лучшую сторону. Уходит стройность, усиливается сутулость (ведь я всегда работаю за столом), тускнеют волосы и кожа, лицо уродуют очки, без которых мне, слабовидящей, никак (из-за особой чувствительности радужки не могу подобрать глазные линзы). Эх...
Мой облик, конечно, мне никогда не нравился. Потому я и пряталась всегда. То под бесформенной одеждой, то просто под большим её количеством. Люди всегда судят. И судят строго. Хотя я всегда стараюсь быть опрятной и аккуратной. Это привычка с детства. Так я выражаю миру моё уважение. Так меня научила бабушка (мой значимый близкий взрослый). Ещё она говорила: "Украшать красоту - только портить". И пока я была совсем юна, я этому верила. Но с течением времени, замечая возрастные изменения, мне уже эта фраза колола слух. Было больно. Ведь я не красива уже. Возможно, я слишком эстет.
Но дело даже не в этом. Я люблю выступать. На сцене живу по-настоящему, там я такая, какой ощущаю себя внутренне. Яркая вспышка молнии, поражающая наповал. Но стоит мне сойти вниз, по ступенькам - вниз, к публике, в мир людей, вещей и технологий, мне снова хочется залезть к свою уютную конурку, в скорлупку, в панцирь. Чёртова улитка...
Гиперчувствительность тоже поддерживает мою застенчивость. Боюсь боли. Её так много мне досталось. Физической и моральной. Травмы, операции, нападения, оскорбления, унижения, потери, расставания, разочарование, горе. Всего через край. По ту сторону земного бытия была уже. И всё через боль. Страшную боль. И просто уже не могу терпеть. Хотя, конечно, приходится. И часто терпеть. Но внутренне чувствую, что от моего терпения остался жалкий тонюсенький волосок. Одно неверное движенье и... И потому приходится прятать себя от людей, чтобы им не достался удар от моей несдержанности, когда мне невыносимо больно.
А выступать я люблю оттого, что этого хотят мои стихи. Моя жизнь полностью подчинена им. Они неуёмные, беспокойные бигудявки, которые не дают мне покоя. С ними нет сладу, если я молчу, сижу в тени, никуда не хожу, никому ничего не читаю. О, это просто апокалипсис внутри! Стихи будут надоедать мне, стучать в мозгу, требовать публичности. Они знают, что я могу представить их наилучшим образом, потому настойчиво тянут меня в литературно-поэтический мир, в издательства, на сцену. А мне самой вся эта публичность и не нужна вовсе. Мне дома хорошо.
Домашние посиделки с друзьями - это самые приятные вечера поэзии. Там меня никто не судит, стихи принимают с восторгом, и мой внешний облик никого не волнует, там я могу быть кем угодно, лишь бы я просто была. И в этом моя радость сердечная. Хотя есть такие поклонники моей поэзии, которые тоже дарят мне много тепла и радости от встреч. Да. К таким людям всегда хочется вернуться.
И почему-то в сердце есть строгая уверенность, что мои стихи придутся по душе ещё большему количеству людей, стоит мне только немного открыть свой панцирь, стоит только попробовать начать выступать чаще, начать вести ещё какой-то сетевой ресурс, да и в блоге, и в ВК чаще делать записи. Только я понятия не имею, смогу ли всё-таки разжать свои кулачки, принять эту свою Голгофу...
Ваша застенчивая
С.Г.
До сих пор, идя по улице, я прячу большой палец руки в кулачке, будто хочу саму себя там зажать, спрятать от посторонних глаз. И ведь получается. Меня не замечают. Хотя я вовсе не "серая мышка", одеваюсь ярко, ношу аксессуары, хожу с поднятой головой. Люблю рассматривать прохожих, наблюдать за ними. Наблюдать люблю за всем происходящим вокруг меня. Но вот сама остаюсь невидимкой для многих, потому что на меня, как на привидение, налетают на улицах проходящие мимо. Такое ощущение, что люди хотят пройти сквозь меня. Не видя меня. Я будто и, в самом деле, живу в каком-то параллельном мире. Вижу всё происходящее в мире людей, а сама остаюсь где-то за гранью видимого света. Может быть, я состою из каких-нибудь инфракрасных лучей?
Мою особенность зажимать большие пальцы в кулачках в этом году заметил один старый друг. Он отругал меня за это. Отругал прямо на улице грубо. Мне было неприятно. Но позже я проанализировала этот тайный жест и поняла свою проблему: я застенчивая. Но это всё же не мешает мне выступать временами (и довольно успешно).
У меня нет пресловутой пейрафобии - боязни публичных выступлений, экзаменов, ответов у доски. Никогда не боялась говорить во всеуслышание. Правда, перед камерой я тушуюсь. Это да. Есть только два фотографа в этом мире, перед которыми я веду себя естественно. Не люблю фотографироваться. Наверное, потому что моё эстетическое чутьё подсказывает мне, что красоты во мне не так много.
Тело сковывает, стесняет меня. Оно меняется, при чём с каждым годом не в лучшую сторону. Уходит стройность, усиливается сутулость (ведь я всегда работаю за столом), тускнеют волосы и кожа, лицо уродуют очки, без которых мне, слабовидящей, никак (из-за особой чувствительности радужки не могу подобрать глазные линзы). Эх...
Мой облик, конечно, мне никогда не нравился. Потому я и пряталась всегда. То под бесформенной одеждой, то просто под большим её количеством. Люди всегда судят. И судят строго. Хотя я всегда стараюсь быть опрятной и аккуратной. Это привычка с детства. Так я выражаю миру моё уважение. Так меня научила бабушка (мой значимый близкий взрослый). Ещё она говорила: "Украшать красоту - только портить". И пока я была совсем юна, я этому верила. Но с течением времени, замечая возрастные изменения, мне уже эта фраза колола слух. Было больно. Ведь я не красива уже. Возможно, я слишком эстет.
Но дело даже не в этом. Я люблю выступать. На сцене живу по-настоящему, там я такая, какой ощущаю себя внутренне. Яркая вспышка молнии, поражающая наповал. Но стоит мне сойти вниз, по ступенькам - вниз, к публике, в мир людей, вещей и технологий, мне снова хочется залезть к свою уютную конурку, в скорлупку, в панцирь. Чёртова улитка...
Гиперчувствительность тоже поддерживает мою застенчивость. Боюсь боли. Её так много мне досталось. Физической и моральной. Травмы, операции, нападения, оскорбления, унижения, потери, расставания, разочарование, горе. Всего через край. По ту сторону земного бытия была уже. И всё через боль. Страшную боль. И просто уже не могу терпеть. Хотя, конечно, приходится. И часто терпеть. Но внутренне чувствую, что от моего терпения остался жалкий тонюсенький волосок. Одно неверное движенье и... И потому приходится прятать себя от людей, чтобы им не достался удар от моей несдержанности, когда мне невыносимо больно.
А выступать я люблю оттого, что этого хотят мои стихи. Моя жизнь полностью подчинена им. Они неуёмные, беспокойные бигудявки, которые не дают мне покоя. С ними нет сладу, если я молчу, сижу в тени, никуда не хожу, никому ничего не читаю. О, это просто апокалипсис внутри! Стихи будут надоедать мне, стучать в мозгу, требовать публичности. Они знают, что я могу представить их наилучшим образом, потому настойчиво тянут меня в литературно-поэтический мир, в издательства, на сцену. А мне самой вся эта публичность и не нужна вовсе. Мне дома хорошо.
Домашние посиделки с друзьями - это самые приятные вечера поэзии. Там меня никто не судит, стихи принимают с восторгом, и мой внешний облик никого не волнует, там я могу быть кем угодно, лишь бы я просто была. И в этом моя радость сердечная. Хотя есть такие поклонники моей поэзии, которые тоже дарят мне много тепла и радости от встреч. Да. К таким людям всегда хочется вернуться.
И почему-то в сердце есть строгая уверенность, что мои стихи придутся по душе ещё большему количеству людей, стоит мне только немного открыть свой панцирь, стоит только попробовать начать выступать чаще, начать вести ещё какой-то сетевой ресурс, да и в блоге, и в ВК чаще делать записи. Только я понятия не имею, смогу ли всё-таки разжать свои кулачки, принять эту свою Голгофу...
Ваша застенчивая
С.Г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий